Он молча качнул головой – нет, моя жалость ему была не нужна.

— Почему же ты плачешь? – спросил с недоверием.

— Я думаю — мы оба одиноки, и очень похожи в этом. И, наверное, не случайно оказались здесь вместе, — сказала серьёзно, не отводя взгляда.

Его пальцы снова потянулись вытереть слёзы, и я щекой коснулась его ладони. Робко потянулась к нему. И он понял меня, поцеловал. А я смогла, наконец, почувствовать, какие же мягкие его кудри. В горле пересохло, в груди горело — как же давно я не чувствовала человеческого тепла, как же давно не ощущала вкуса поцелуя на своих губах!

Я испугалась силы своего чувства, испугалась и дернулась назад, распахнула веки и, с трудом переводя дух, глянула в теплые глаза. В них не загорался кровавый огонёк, губы не перекашивались от бешенства, а ноздри не раздувались гневно.

Я прикусила костяшку пальца, не отрывая взгляда от его глаз. И проговорила невнятно, прося то ли его, то ли себя:

— Не надо торопиться. Пожалуйста.

Он кивнул, чуть заметно улыбнулся и с глубоким вздохом обнял, прижимая к своему боку. Мы ещё долго сидели так, чувствуя тепло друг друга, и молчали.

***

— Нам нужна своя ферма, — откинулся на спинку дивана Алессей и потёр крупной ладонью лоб.

Я со стоном закрыла лицо руками.

Не буду описывать, какого труда нам стоило привести сначала наши знания в физиологии вообще, а животных – в частности, к одному уровню, не буду рассказывать, сколько времени мы разбирались в теории вопроса селекции, а потом и изменений генных структур, не стану описывать споры со Всёлей, которая нашла мир с ускоренным течением времени, где можно было ускорить опыты по выведению новой породы животных в полтора-два раза, но не пускала туда нас с магом.

Кстати, решение и этой проблемы предложил Алессей: помещать животных в вольер в новой комнате, а её отправлять в тот мир и там оставлять на нужный срок. Я не поняла его идею, а когда попробовала разобраться в этих тонкостях с ускоренным временем, у меня закружилась голова от невероятности.

Всёля идею приняла и, в конце концов, воплотила, но взяла с нас обоих клятву, что мы не будем заходить в ту комнату, пока она не разрешит. И даже после того, как мы поклялись, всё равно скрывала от нас дверь до срока, чтобы даже случайно мы не могли туда попасть.

— Побывав там, ты быстро состаришься, Ольга. А я хочу, чтобы ты жила долго. Очень-очень долго. Не хочу терять такого помощника, как ты.

И вот теперь мы держали в руках результаты обследования третьего поколения новых животных, выведенных в таких необычных условиях.

— Нам нужна своя ферма, — сказал Алессей.

И для необходимого результата – получения совместимого с Шакрухом организма – требовалось перебрать много, очень много разных вариантов в новом поколении животных. А для этого нужно большое поголовье, постоянное наблюдение в естественных, а не ускоренных условиях, а значит, да, своя ферма.

И я не хотела.

Знаю — нужно, а не хочу.

Потому что их придётся селить в комнату Машэ, которую Всёля не убрала и которая стала для меня островком дикой природы прямо в моём доме, на станции.

Алессей был абсолютно прав – вал кошмарных снов нарастал, и что это значило, я боялась даже подумать. Страх от этого тоже рос и, боюсь, провоцировал новые кошмары. И выходить со станции мне было всё страшнее, и всё судорожнее сжималась моя рука на запястье моего мага, ставшего не просто опорой и защитой, но и островком спокойствия и уверенности в штормящем море, когда выходить всё же приходилось.

И потому комнату Машэ я использовала для прогулок – бродила среди деревьев, валялась на траве, смотрела в небо, слушала лесных птиц, купалась в маленьком озерке, и про праздные шатания за стенами станции уже и не помышляла.

И вот теперь этот кусочек леса нужно было бы отдать под питомник для зверей? Приходить к ним и кормить? Наблюдать их? Следить за их состоянием?

— Ольга, это решается просто, — вмешалась Всёля. – Я сделаю ещё одну комнату для фермы, если нужно.

Странно. Так всё просто.

Я замерла — почему я не додумалась до этого сама?

— Спать надо больше, — прогудела моя наставница. И в её словах, как и всегда, была правда. Но что-то у меня не получалось.

— Что? Вызов?

Алессей смотрел на меня с вопросом. Он слышал, когда мы со Всёлей разговаривали, только не понимал о чём.

— Нет. Это Всёля предлагает не портить Машкину комнату, а сделать отдельно помещение для фермы.

Он смотрел на меня так, будто говорил: «Ну а я о чем? Никаких проблем!»

В ответ я состроила виноватую гримасу.

— Ольга, давай-ка с магом на выход!

Я резко встала.

— Алессей, собирайся, пошли.

У него, наученного опытом быстрых сборов, у входа наготове был сундук с походной одеждой и оружием. И пока я натягивала штаны и сапоги у себя, маг быстро собрался прямо в приёмном зале и ждал у двери.

Выходя в темный теплый вечер или уже ночь, я призывала тунику.

— Что у нас? — спросил Алессей, шагая следом.

— Младенец! Тяжелое состояние. Крайне важен. Поторопитесь!

Слово в слово я передала эти слова, бегом пересекая большую площадь, освещенную по контуру фонарями, но темную в середине.

— Сюда!

Всёля показала картинку калитки в боковой улице, и с площади я свернула туда. Взгляд выхватил герб на кованной высокой изгороди в редком свете фонаря. Он же мелькнул за спинами охранников и на их форме, когда проход перегородили пиками.

— Пропустите, — тихо приказала я, чувствуя, как волнуется Всёля.

— Не положено! Ваш пропуск?

— Всёля, голос!

В гортани защекотало — туника работала — и я прокричала слова, подсказанные Всёлей, в надежде, что прокатившееся эхо донесёт их по назначению:

— Хочу помочь царственному младенцу! Могу спасти, пока не поздно!

Я услышала, как Алессей скрипнул зубами. Охранникам же пришлось и вовсе трудно, но они устояли, лишь прикрыли глаза в нелепой попытке уберечь барабанные перепонки. Смешные... Но оружие своё не сдвинули с места.

От высокого двухэтажного дома с редкими освещенными окнами не было слышно ни звука – никто не спешил нам навстречу, никто не торопился принять помощь.

Сильная рука мага отодвинула меня в сторону, раздвинула скрещенные пики, и я, не мешкая, протиснулась в образовавшийся проход. Над головой зазвенела сталь, охранники разом заговорили на повышенных тонах. Чтобы было дальше — не знаю, но нам навстречу из малозаметной боковой двери выбежала служанка.

— Именем госпожи пропустите!.. — выдохнула она, захлёбываясь словами из-за быстрого бега. И металл пик мирно заскрежетал за нашими с Алессем спинами.

— Следуйте за мной! — едва-едва проговорила девушка и развернулась, чтобы бежать обратно.

— Там тоже стража? — я подхватила её под одну руку, а Алессей, будто чувствуя, что именно это сейчас нужно, — под другую.

Говорить она не могла и лишь кивнула. И мы приподняли её над полом, он — потому что был достаточно силён, а я — потому, что мне помогала туника. И так пошли. Быстро, почти побежали. Дорогу мне, как и всегда, подсказывала Всёля, а девушка только бормотала одну и ту же фразу: «Именем госпожи пропустите».

Уже взбегая по последнему лестничному пролёту, уловила ощущение узнавания. Мне знакомо это величественное здание, эти лестницы, это гербы на высоких тяжелых дверях, униформа охранников и ливреи редких в такое позднее время слуг.

К тому моменту, когда мы оказались у дверей покоев принцессы (а в тяжёлом состоянии была именно она), со слов переведшей наконец дыхание служанки мы знали, что девочка болеет давно, но сегодня ей стало хуже — синеет и задыхается. Дворцовый лекарь признал своё бессилие и сказал, что ребёнок обречен.

То же самое повторил он и нам, встретив у порога.

— Она должна умереть, — со скорбным видом прошептал лекарь, загораживая проход к колыбели и смиренно держа руки в замке перед своим тощим животом. — Таков замысел богов.