Я промолчала, отдавшись ощущению ползущего по спине пота и прилипшей рубахи.

— Месяц назад лишь половина дней из десятка начиналась с кошмара.

Помыться бы. Забраться в горячий душ и смыть с себя пот, грязь и эти образы: Игорь, его скрипка и поцелуи, боль, паника и беспомощность.

— Может, уже расскажешь, что тебя мучает?

Я вскользь глянула на него.

Хмыкнула.

Что меня мучает? Мне мучает не что, а кто – Игорь.

И о чём рассказывать? Признаться, что была настолько глупа, что не видела очевидного? Что не могла, а правильнее – не хотела увидеть? Нет.

— Нет, — сказала устало и поднялась. – Нет!

Рассказать о том, что возомнила себя спасительницей для любимого мужчины? О том, что полюбила мерзавца и отдала себя в его власть? О том, что была наивной дурой? Или, правильнее сказать, – безумной идиоткой?

— Нет, никогда! – крикнула через плечо, выходя из зала силы.

Дверью хлопать не стала – мне с Алессеем делить станцию, жить рядом, плечом к плечу помогать другим.

Он превратился для меня в важного человека, толкового напарника, отличного помощника, бдительного охранника. Единомышленника.

Мне ещё никогда и ни с кем не было так спокойно и надёжно. Я точно знала, что найду в лаборатории полный порядок – всё будет именно там, где и всегда, что в столовой или приёмном зале никогда не останется разбросанных вещей, в каком бы состоянии усталости мы ни расходились по своим комнатам, что в любой ситуации за стенами станции у меня за спиной надёжный тыл – маг, который наконец перестал безумствовать, ставя опыты на себе, но любым оружием владел мастерски и не стеснялся его применять, если вынуждали обстоятельства.

В конце концов, именно он подал идею, как помочь Шакруху, и теперь всё свободное время проводил вместе со мной за решением задачи по выведению породы животных, близких к нашему лохматому сироте.

Нет, рассказывать о своём прошлом, о своих ошибках я не буду, но и отношения портить не хочу.

***

Настроение было грустное. И из-за разговора, который начал Алессей, и из-за того, что был он прав — Всёля давно мне говорила о том же.

А ещё не было Машэ. Я переживала о её судьбе. Как там она, в новом мире, в новой семье? Приняли ли её родственники князя? Всё ли хорошо?

Она была малозаметной, скрываясь то в своем лесу, то в зале силы. Но, оказывается, проникла так глубоко в мою жизнь, жизнь станции, что теперь её не хватало так, будто не было руки. Может, из-за этого мне и стали чаще сниться кошмары?

Так или иначе, но настроение было неважное, и выходя из своей комнаты, чтобы позавтракать, мне больше хотелось свернуться калачиком на диване в приёмном зале, а не выполнять советы Всёли:

— Ольга, надо поесть. Ты должна быть в форме! А вдруг вызов?

В просторном белом коридоре, залитом ярким светом, прямо напротив моей двери стоял Алессей.

— Хотел пригласить тебя на чашку отвара, — галантно подставил он локоть, будто мы были на каком-нибудь приёме.

Я хмыкнула, но оперлась на его локоть и позволила вести себя в столовую.

Но дошли мы намного раньше — стол был накрыт в приёмном зале. Там нас уже ждал завтрак, а не только отвар. Кажется, Алессей со Вселенной как-то сговорился. Спелись. Я позрительно прищурилась и посмотрела на мага. Или у них просто воспали мысли.

Ели мы молча. Я грустил, а Алессей о чём-то думал. Когда перешли к отвару, он заговорил:

— Знаешь, почему я пошёл к ведьмаку в ученики?

Я пожала плечами – нет, не знаю.

— Я очень хотел понять его магию. У меня потенциал небольшой, но для наших условий хороший: я мог бы легко пойти на службу к какому-нибудь вельможе или даже к королю. Но меня окрылял интерес другого рода – наука. Я хотел знать, как работает ведьмацкая сила, можно ли что-то из неё использовать в магии. А тут дошли слухи, что один старый ведьмак стал искать учеников.

Алессей вновь задумался. Вспоминал, наверное.

— И я пошёл. Отец уговаривал не делать этого. Он правильные вещи говорил. Что открытия может не быть, а мнение о себе испорчу, что ведьмаков не напрасно боятся – они могут сделать то, чего ни один маг потом не исправит. – Тяжело вздохнув, мой маг продолжил: — В общем, отец предупредил, что если ведьмак что-то со мной сделает, то дома меня не примут. А я-то был самоуверенным. Думал – извернусь, защиты все, какие знаю, поставлю и что старик-самоучка против меня, образованного мага, сможет? Самонадеянный мальчишка…

Столько горечи было в этих словах, что у меня защипало в носу. Он и в самом деле был самоуверенным мальчишкой. Но мне всё казалось, что он этого не понимает. А тут вот как…

— Защиты мои ведьмак обошел так, что я до сих пор удивляюсь простоте и лёгкости, — улыбнулся Алессей. – Он же сам еду готовил. А что уж он туда добавлял…

Взгляд мага снова стал задумчивым.

— Да и когда я понял, почему это ведьмак, что жил сотню лет затворником, вдруг перебрался ближе людям, почему стал подыскивать ученика да почему так строго отбирал, было поздно.

— А почему? – спросила я.

Алессей оторвался от своих дум, глянул на меня и улыбнулся как старший брат, битый жизнью, смотрит на неразумного малыша, машущего деревянной сабелькой.

— Потому что он не оставил мне ни шанса. Я-то думал выбирает ученика, чтобы сила была сродная, чтобы ум был пытливый. А он искал такого именно дурака, как я – чтобы глупый был да самоуверенный, — слова сочились насмешкой. – Чтобы не заметил его простых действий, рун, подготовки… Старик знал, что его срок близок. Это вообще у ведьм и ведьмаков часто бывает, чувствуют они… Вот и искал простофилю. И нашел — не ошибся он, я ничего не заметил. А когда в одно утро он не встал с постели и позвал меня, я понял, что нужно бежать и рванулся к дверям, потом к окнам. А поздно. Всё-то он запечатал… Подготовил и своей уходящей жизнью запечатал.

Маг опять замолчал, сжимая в ладонях кружку с отваром.

Я с опаской глянула в свою.

Не бойся, — тихим эхом пронеслось в голове. – У него не то к тебе отношение, чтобы вредить…

— Я сопротивлялся, — Алессей покачал головой, уставясь на кружащийся отвар. – Да толку с того… Как только старик отошёл, его сила осталась со мной. И всё, что я мог сделать, — не принимать. Носить в себе и не принимать.

Сильные пальцы ощупывали керамическую ручку, сжимались на ней так, словно хотели отломить, и снова пробегались по контуру, чтобы следующим движением опять попробовать сломать.

— Отец лишь посмотрел на меня, когда я вернулся, и выпустил меня. Я до сих пор вижу его глаза за закрывающейся створкой: укор, сожаление и решимость. Как же мне тогда было тяжело! Я до сих пор вижу его глаза...

Алессей бережно поставил кружку на стол, а потом его пальцы сложились в кулаки. Сжались до побелевших костяшек, расслабились и снова сжались.

— Одиночество – вот что стало платой за моё легкомыслие. Я жил в домике ведьмака, ко мне никто не приходил. Уж не знаю, то ли подумали, что умер, то ли видели моё истерзанное тело, когда я был в беспамятстве. А я всё пытался сбросить своё проклятое наследство. И неплохо изучил его – знал, какое будет действие того или другого заклинания, знал, какая боль будет при восстановлении. В какой-то момент захотел прекратить всё это, все эти мучения, и стал швырять заклинание одно за другим. Но и тут не получилось, — горькая умешка скривила его лицо. – Наследство старика не хотело оставлять меня, и я просто терял сознание, если повреждения подходили к критическому уровню. А потом меня нашла ты...

Он поднял глаза, и мягкая улыбка коснулась его губ. Теплым пальцем он провёл по моей щеке.

— Ты плачешь?

Я снова пожала плечами: без слов всё понятно — плачу.

— Тебе жалко меня? – спросил с недоверием.

— Нет, — я улыбалась сквозь слёзы. – Разве ты хочешь жалости?

У него были удивительно красивые волосы — сами собой завивались в крупные локоны, и мне очень хотелось к ним прикоснуться. Сколько придворные красавицы отдали бы за такие?