— Как могло получиться, что вы, так сильно любящий свою девушку, не смогли её защитить? Допустили вот это всё? — двинула я подбородком в сторону развороченной головы пациентки.

Мой голос скрипнул, пришлось ещё раз кашлянуть, чтобы скрыть прорвавшуюся визгливую ноту. Он рассказывал, что они двигались в открытом планелёте («Всёля, что это?» — «Такой транспорт») на церемонию помолвки по центральным улицам столицы, улицы были запружены публикой.

Я слушала и занималась делом.

Помещая в баллон прозрачный кусочек кожи размером с ноготь, я вопросительно посмотрела на Валентина. Он заметно расслабился, увидев, чего и сколько я опустила в раствор. Но заметив мой настойчивый взгляд — я всё ещё ждала ответа на свой вопрос, — кивнул и продолжил:

— Для всех жителей континента это было большое событие, нас встречали криками и цветами. Все меры безопасности были приняты, все возможные уровни охраны задействованы. И против электромагнитных нападений («Это невидимые волны, которые могут причинить огромный вред, Ольга»), и против магических воздействий, и против взрывных устройств. Все!

Я замерла над Ликой, которая лежала на операционном столе, в полусне расслабленно приоткрыв рот. От этого она выглядела так беззащитно, что меня пробрало холодом – невидимые волны, которые могут причинить вред. Я никогда не задумывалась, что новинки техники дают новые возможности не только обычным людям, но и преступному миру.

Я крепче сжала пинцет и почти без участия сознания воплотила ещё один баллон. Валентин продолжал, уже не глядя на меня, полностью уйдя в воспоминания:

— Казалось, всё, абсолютно всё учтено, и любые возможности для нападения перекрыты! Но на всякую мудрость всегда найдётся простое решение. Цветы. Старинный обычай, когда, встречая долгожданных гостей, люди обсыпают их чем-то прекрасным: лентами, конфетти, лепестками. А нас обсыпали ещё и цветами.

Я взяла несколько волосков с разных участков головы и разложила их в маленькие ячейки матрицы, которую вставила во второй баллон.

— Думаю, в букете и была склянка…

Я закрутила крышку, пытаясь уловить мысль – зачем я сейчас это сделала, но точно сказать, как буду их использовать, пока не смогла бы. Посмотрела на Валентина.

Вот сейчас он совершенно не был похож на Игоря. У того никогда на лице не было этого чувства – чувства вины.

— И, если целились ей в лицо… — проговорил гость, бледнея.

— Валентин! – резко окликнула его я. – Присядьте! Диван позади вас.

Он немного рассеянно обернулся, сделал шаг и опустился на самый краешек, сосредоточенно думая. Машэ, глядевшая на нас во все глаза, заёрзала, прислушиваясь, но, кажется, так и не поняла ни слова.

— Да, — подтвердила я, — если бы стекло разбилось о любую часть лица, то... Она бы ослепла. Наверняка.

Я хорошо представляла, как бы это было, будто на Всёлином ролике увидела: вот кусочки острого стекла погружаются в мягкие ткани, вот капли щелочи с их поверхности разъедают кожу изнутри, а вот результат — глубокие рубцы, с которыми ничего нельзя сделать. А уж на глазах…

Порезы на шее, плечах и ушах Лики были получены так же. Мне удалось их убрать. Надеюсь, все. На коже туловища и конечностей это сделать относительно просто, она по определению другая. А вот на лице такие раны привели бы к катастрофе.

— И вместо лица навсегда осталась бы безобразная маска, — вздохнула я и скомандовала: — Транспорт!

— Его найдут, — уверенно и жёстко сказал Валентин. — Я лично прослежу.

Воздух под Ликой уплотнился. Я обернулась к Машэ, что всё ещё боязливо вжималась в диван, но заметно даже под загаром порозовела.

— Машэ! – пришлось сделать строгое лицо. – Сейчас сходи и выпей горячего травяного отвара. Обязательно горячего! Понятно?

Она расширила свое раскосые глаза и с готовностью закивала. Смотрела при этом на парящую в воздухе лежащую Лику. Всё понятно, без проверки не обойтись.

И я занялась раненой – перенесла её в заботливо организованную Всёлей комнату, устроила на новой чистой постели, уложив под раны подушки, наполненные прохладным гелем, окружила теплым коконом подогрева, чтобы унять дрожь. Повернулась к парню – он хвостом следовал за мной.

— Или её.

— Что? – поднял он на меня непонимающий взгляд.

— Ты сказал: его найдут. А я уточнила – или её. Ревнивая женщина многое сделает, чтобы испортить лицо соперницы, — я криво улыбнулась.

Мне тоже пытались мстить. В основном, невеста Игоря. Не так чудовищно, но очень изобретательно: попытка похищения, отравленное вино, змея в постели. Игорь всегда оказывался на полшага впереди и, смеясь, пресекал любые попытки – сметал магией похитителей, выливал вино и испепелял змею. Вместе с постелью. В одном только не успел – в средствах женской красоты, подаренных мне кем-то неизвестным.

Я не спешила ими пользоваться, зато выделенная мне служанка, норовившая хоть мелкой кражей мне насолить, навсегда осталась без бровей, ресниц и ногтей.

Валентин присел на стул у кровати, взял девичью ладонь, обмазанную заживляющей мазью, в свои руки.

— Это неважно.

— Что? — я как раз меняла флакон в помпе, и обернулась к нему с изумлением.

— Неважно как она выглядит, — он поцеловал непострадавший участок запястья. — Я же люблю её не за то, какая она.

— А за что? – я разогнулась и даже замерла, боясь пропустить ответ.

Ни о чём и ни о ком я сейчас не вспоминаю! И ни с кем этого Валентина не сравниваю! И плакать мне совсем не хочется. Не хочется!

Совсем...

— Я её люблю за то, кто я рядом с ней.

«Кто?! Кто ты рядом с ней?!» — рвался с языка вопрос. Но я боялась не удержать слёз. Да и голос мог дрогнуть.

Промолчала.

Опустила глаза на свои руки, ещё раз их обеззаразила. Не было необходимости, просто так, чтобы чем-то заняться, хотела уже снять тунику, но бросила осторожный взгляд на Валентина. И вовремя – он смотрел на меня, вернее, на мои руки, на которых только-только потухла белая вспышка.

Я вспомнила, что хотела и его просканировать!

— Давайте я и вас осмотрю на всякий случай, — проговорила, заталкивая подальше усталость и внезапно навалившееся желание поспать, — а потом вы сможете пойти домой и отдохнуть.

— Нет! — он, кажется, испугался – так резко ответил и даже привстал. — Я не пойду домой без неё!

— Ну хорошо, — я только пожала плечами — преодолевать его сопротивление не хотелось. — Останетесь тут, но сначала — осмотр.

Он согласился, а я, убедившись, что ничего серьезнее нервного напряжения с ним не случилось, ушла проверять, как дела у Машэ. Валентин остался у Лики, отказавшись от отдельной комнаты.

Удивительная преданность.

А проведав Машэ, добрела до своей комнаты, едва передвигая ноги, и упала в кровать. Долго лежала, смотрела в белый, идеально ровный потолок и не могла уснуть. От усталости ломило плечи и руки, перед глазами мелькали образы обработанных ран и ранок, но сон не шёл. Я размышляла, и размышления мои были болезненными. Одна мысль всё билась и билась в сознании, оставаясь без ответа: а кем чувствовал себя Игорь рядом со мной?

Я постоянно доказывала ему свою любовь.

Я оставила всё: семью, родителей, сестёр, чтобы быть с ним — разве не доказательство?

Выбрила висок, словно падшая девка — доказательство?

Всегда была рядом с ним, во всех пьянках, гулянках, дебошах. Доказательство?

Восхищалась его талантом, помнила все его мелодии наизусть, хранила его небрежные записи нот, сбегала вместе с ним в кабак, чтобы слушать, плакать, восторгаться его игрой и жарче всех хлопать в ладоши. Доказательство?

Останавливала от безумств, страдая сама — вечные синяки, ссадины, ушибы и разрывы, и ни единого слова укора. Это доказательство? Или нет?!.

А он? Он любил меня?

Не однажды я слышала шепотки за спиной: и неуравновешенная я, и недальновидная, и умом тронувшаяся, и что размениваю свою жизнь на человека, которому не нужна, который не любит и не ценит меня. А я не верила! Потому что хотела быть с ним, потому что любила!