— Да что же это такое?! — прокричала я сквозь набегающие слёзы.

Ближе всех к посёлку (значит, шёл последним) лежал высокий мужчина, а может, парень — я не стала переворачивать, не желая ещё раз увидеть страшную черную сетку на его лице. Он, видимо, тащил, на верёвке домашнюю зверюгу. Не то собаку и не то кошку, зверь был не очень большим и явно любимым — аккуратный, с чистой блестящей шерстью.

Зверь был самкой. Самкой на сносях, потому что за ней в траве терялась цепочка новорожденных малышей, тоже мёртвых. А самый последний находился в процессе родов: головка прорезалась, но зверь уже ничего не мог сделать для своего потомства, потому что прямо на глазах остановил последнее слабое движение мордой и дышать перестал.

Я выхватила нож — тот самый подарок, — упала на колени и помогла малышу родиться, обернула его сухой чистой тканью, которую мне воплотила Всёля, перерезала пуповину и, замотав его, встала, глотая слёзы и глядя на мертвых.

— Я бы могла их спасти, если бы не задержалась...

— Ольга, скорее назад! – это Алессей, скрюченный вправо и сильно хромающий на левую ногу, сделал от станции несколько шагов. — Это магическая буря! Людей убил первый шквал. А это, — он махнул на небо, — идёт второй! Скорее на станцию! Нужно укрыться.

Я обернулась к белым домикам и сделал шаг в ту сторону.

— Нет, Ольга! — взревел маг. — Там все так же мертвы, как и здесь! По всем землям не осталось живых! Назад!

Я глянула на небо.

Последний свет светила гас, казалось, от усиливающегося ветра, что валил с ног, белые домики были плохо различимы из-за накрывавших нас сумерек. И из них прямо на станцию двигался вал туч. Они всё больше теряли форму приближаясь.

— Ольга! Опасность! Быстро внутрь!

Всёлина команда, словно хлыст, сдернула меня с места и заставила двигаться. Я неслась к станции, по спине тёк животный ужас.

Впереди, припадая на ногу, хромал Алессей. В дверях станции, которая сейчас была похожа на огромную серебристую полусферу, маячила фигурка Машэ. Она отошла в сторону, а маг стал у проема и протянул мне, бегущей, руку, ухватился и дернул внутрь, втаскивая в закрывающуюся дверь под мысленные вопли Всёли: «Быстрее! Быстрее, Ольга!».

В стену за нашими спинами врезалось что-то огромное, станция содрогнулась, и мы вместе с ней. А потом резко стало тихо.

Ушли. Успели.

Отдышались мы нескоро.

Алессей тяжело хрипел, будто ещё чуть-чуть и задохнётся, держался за раненую грудь. А я сползла на пол и так сидела, приходя в себя, и не сразу сообразила, что всё ещё прижимаю ладонями теплый свёрток к себе.

Машэ, застывшая у двери, с выражением полнейшего ужаса медленно повернулась ко мне и тоже обратила на него внимание.

— Что это у Ольги-се? — спросила и протянула чуть подрагивающие пальцы.

Я приподняла свёрток и отдала ей.

— Держи. Надо его как-то устроить...

Она бережно приняла его, развернула ткань, охнула и замерла.

— Жив? — спросила я и с трудом поднялась, опираясь рукой о стену.

Она заторможено кивнула, не отводя взгляда от того, что было в тряпице.

— Маленький, такой ма-а-аленький, — кривя рот в плаче, протянула девушка, и по щеке её скатилась слеза.

— Может... — тихо начал Алессей. Он уже справился, не хрипел и мог дышать почти нормально.

Я резко повернулась к нему и уставилась, ожидая продолжения.

Я точно знала, что про подобранного детёныша сказал бы Игорь. Он предложил бы выбросить зверя за дверь, туда, где эта чудовищная буря стирала его родной мир с лица земли.

И, по его мнению, это было бы крайне милосердно — новорожденный, он ничего не поймёт, и сложностей от него точно не будет. А так — выкармливай его без матери, мучайся...

И после того как Алессей проявил удивившую меня неприязнь к Машэ, я готова была услышать от него что-то подобное. Мне хотелось знать, что скажет он, маг, отстаивающий свои убеждения и борющийся за свою веру? Что посоветует?

Алессей что-то уловил в моём взгляде.

Я не Машэ, слезы не проронила, но, готовясь услышать гадость из его уст, готовилась и дать отпор — сошедшая было туника вмиг сомкнулась вокруг тела.

— Может, найдём кормящую собаку? — приподнял вопросительно бровь маг.

Я, стараясь делать это невозмутимо, убрала тунику, закрыла глаза и на корню задавила истеричный смешок — ну почему я всех мужчин сравниваю с Игорем? Он выход предлагает, и стоящий, а я...

— Это магический зверь, — прошелестела Всёля у меня в голове. — Простого молока ему будет мало.

И тут горячо заговорила Машэ.

Я открыла в удивлении глаза. Она снова завернула зверька в ткань и прижимала его двумя к груди отчаянным каким-то жестом, жестом матери, у которой отнимают дитя.

— Машэ всё сделает, — и повернулась боком, пытаясь закрыть плечом свою ношу.

Закрыть от меня. От нас. И взгляд такой подозрительный, исподлобья.

Ничего себе!

Я встала, обняла узенькие плечи, уткнулась лбом в её волосы.

— Да, конечно. Мы поможем тебе.

И всё-таки не удержала слёз.

Этот малыш, что даже и пищать ещё не умел, был очень похож на одну побитую жизнью, отчаявшуюся девчонку, ту, что я впервые увидела в зеркале здесь, на станции.

На меня.

Беспомощную, растерянную, вырванную из родного мира.

На ту меня, которая чудом убралась из страшного места, где её предали и растоптали веру в любовь. Ту, которая нашла себя здесь, помогая всем, кому помощь в самом деле была нужна.

Вытерла слёзы и глянула Машэ в глаза.

— Нет, мы его не бросим, спасём. Давай устроим его поудобнее.

— Шакрух, — сказала она, приподняв свёрток.

— Его так зовут? – уточнила я.

Она закивала и прижалась к нему щекой, жмуря мокрые счастливые глаза. Сомнений не осталось – именно она будет заниматься малышом, и я не возражала. Если Всёля снова меня позовёт, то я побегу, а малышу каждую минуту нужен кто-то.

Всё время, пока я занималась обустройством, придумывала и создавала подобие колыбели — круглую нору с подогревом, пока вместе со Всёлей анализировала метаболизм малыша, составляла наиболее подходящий рацион на ближайшие дни, я рассказывала, кого и в каком виде нашла в траве, как помогла зверьку родиться, благодарила Алессея за помощь, такую своевременную.

И всё думала и думала о том, что же произошло в том мире.

Почему я не успела? Почему погибли все люди? Почему котная зверюга испустила дух позже всех? Что за странная буря надвигалась на нас таким огромным, страшным валом?

А Всёля отвлекала меня, нашептывая: «Посмотри на Машэ. Вот она настоящая, вот её призвание!»

Да, девочка показывала чудеса: она, оказывается, уже знала несколько слов на языке мага и могла выразить всё, что ей было нужно.

— Дай! — говорила ему и тыкала пальцем в бутылочку, которую я материализовала для малыша, когда рацион был разработан.

— Согрей, — просила, капнув себе на запястье молоком.

— Магии дай, — тыкала на ту же бутылочку и показывала пальцами, какую маленькую капельку магии нужно влить в жидкость.

И маг ей подчинялся, ни единым взглядом не выразив недовольства.

Откуда она всё знала — что и как надо делать, что для малыша нужно, а что нет, — было абсолютно неясно.

— Ольга-се, так не надо, — сказала, когда я воплотила круглую колыбель с прозрачными стенками и подсвеченную изнутри, чтобы хорошо было видно, как он там. — Маленькому нужно место, чтобы темно: он никого не видит — его никто не видит.

Я удивилась, но согласилась. Собаки котились в тёмных углах, да и кошки тоже прятали своё потомство от любопытных глаз, наверное, по этой же причине: я не вижу и меня не видят. Я сделала шар непрозрачным изнутри и убрала подсветку.

Малыш на руках Машэ ел жадно, разбрызгивая молоко и захлёбываясь, а когда наелся, уснул, свернувшись калачиком, — маленькие круглые ушки почти не видны на пушистой голове, тёмные лапки трогательно поджаты к светлому пузику, сыто выпирающему над туловищем. Согретая меховая подстилка окружала его, имитируя материнскую шерсть, даря тепло и иллюзию её присутствия.